Олег Кожевников - Жажда жизни [litres]
Минут двадцать я молча страдал один. Потом, подсвечивая себе маленьким фонариком на диодах, возник Сергей. Он что-то участливо бормотал, но после моего невнятного мычания и нервных отмашек удалился. Ещё минут через десять появилась Лена. Она ничего не сказала, просто встала рядом, выключила фонарик и минут пять гладила меня по голове. Затем у губ я почувствовал горлышко от пластиковой бутылки. Хотя я упирался и отплёвывался, но Лена всё-таки влила в меня с пол-литра тёплого бульона от ухи. Превозмогая себя, я попросил её дать мне возможность побыть одному. Как мне ни было гнусно, я понимал, что Лена тут ни при чём, поэтому попытался пошутить, заявив искусственно ослабленным тонким голоском:
– Ленусик, твой муж точно объелся груш! Но ты смотри там, не балуй! Вот посижу тут в темноте, залижу раны и опять устрою тебе ночное Ватерлоо.
Лена наклонилась, поцеловала меня в лоб и ответила:
– Да капитулирую я сразу, Наполеон. Можешь хоть сейчас брать меня в плен и использовать как самую последнюю наложницу.
Потом я услышал какое-то шуршание, и через минуту в деревянной клетушке возникло восхитительное явление – обнажённое тело моей жены. Поколдовав несколько секунд над ремнём, она стащила с меня джинсы вместе с трусами. Затем, ловко оседлав своего любимца, приступила к сеансу нейтрализации корабельной качки. Явно наши движения пошли в противоход с раскачиванием «Ковчега», так как мне стало гораздо лучше, тошнота прошла, и я опять стал человеком. И даже более того, весьма сексуально озабоченным человеком. Через час я довёл свою молодую жену до того, что был вынужден сам уже отпаивать её бульоном из пластиковой бутылки. Что она не осилила, с удовольствием допил я.
В кают-компании мы появились часа через полтора и практически сразу оттуда сбежали. Уж очень она стала напоминать больничную палату какой-нибудь токсикологической клиники. По крайней мере, так же воняло, и наметилось как минимум два мечущихся от тошноты пациента. Это были Василий и Наташа. За бедолагами пыталась ухаживать Вера. Но если они даже по отношению к ней были довольно агрессивно настроены, то на нас бы точно вылили ушат помоев. Поэтому мы с Леной быстро оттуда ретировались и снова отправились наверх.
Минут пять я поговорил в рубке с заступившим на вахту Сергеем, но болтанка вынудила выйти на палубу. Лучше не стало, хотя я, схватившись за поручни, героически переносил холодные водопады брызг от бьющих в борт нашего «Ковчега» волн. От приглашений Лены, снова забравшейся в нашу каюту, я отказался. Боялся, что болтанки, которая наверняка будет на втором этаже, я уже просто не выдержу. Понял, что только внизу, в трюме, в грузовой клетушке я смогу вынести такую жизнь, мой личный ад, называемый плаванием в открытом море. Не моё это, оказывается, я – точно стопроцентная сухопутная крыса.
Вернувшись в рубку, я, несмотря на своё состояние, попытался вести себя как капитан. Посмотрел на наш, можно сказать, игрушечный компас, потом взял бинокль и тупо оглядел окружающую «Ковчег» темноту. Компас подтверждал, что мы движемся на юг, бинокль, что наступила ночь и при лунном свете ни черта не видно. Но всё равно, сделав умное лицо, я посмотрел на Сергея и требовательно спросил:
– Слушай, вахтенный, а почему во время шторма вы с Витьком не убрали паруса?
В ответ услышал издевательский хохот, а потом сквозь смех Серёга произнёс:
– Шёл бы ты лучше под крылышко Лены! Морской волк, блин, нашёлся! Да сейчас волнение на море всего балла два-три, и ветер в нужную нам сторону.
– А почему тогда волны так бьют? Я вон только пять минут у борта постоял, а теперь можно всю одежду выжимать!
– Так ты выбрал место у гребных колёс. Они же нам всю геометрию портят. Такие выросты на корпусе, вот, естественно, о них волны и долбят. Знаешь, как эти колёса нас тормозят, если бы не они, мы бы раза в два быстрее шли. Предлагал же я винт замутить у этой посудины!
Сергей горестно вздохнул, потом посмотрел на меня и заявил:
– Ладно, Мишка, ты не обижайся, но мы тут с Витькой переговорили и решили, что пока вахту будем нести с ним вдвоём, попеременно. Днём, если погода будет нормальная, Веру и Лену будем подключать. Так что не пыжься, не надо! Лучше иди… пускай, вон, тебе Ленка восстановительные процедуры проводит.
Что тут можно было сказать, когда тошнота опять начала подступать к самому горлу. Но я всё равно ещё немного повыпендривался, а потом сдался, согласившись с предложением Сергея. Тем более так скрутило, что пришлось бежать в гальюн, отдавать морю весь выпитый мной накануне бульон. Да, теперь у нас на «Ковчеге» в ход пошли только морские наименования. Лестницы мы начали называть трапами, ну а туалет с душем – гальюном. Терминология, упорно внедряемая Сергеем, наконец, начала закрепляться и в моей голове.
Я опять вышел на палубу, но теперь только затем, чтобы крикнуть Лене, чтобы она меня не ждала, а ложилась спать. Сегодняшнюю ночь я проведу в трюме. Обеспокоенная жена уже выскочила из каюты, чтобы отправиться вместе со мной. Но, проявив немалое красноречие, я всё-таки убедил её ночевать в нормальных условиях. В трюме, в облюбованной мной клетушке, нормально выспаться было невозможно. Вдвоём мы еле-еле там помещались, и это она прекрасно помнила. Не зря же жаловалась мне на синяки на ногах, которые получила в результате наших акробатических упражнений. Недолгий разговор с Леной был последним, что я смог вытерпеть. После этого, как тряпка, передвигаясь на едва удерживающих мой бунтующий желудок ногах, доплёлся до единственного места на этом корыте, где качка почти не ощущалась.
Ночь была ужасная, я несколько часов крутился, пытаясь занять более или менее удобное положение. И в какой-то момент понял, что мой организм совсем перестал обращать внимание на качку – главное для него было сейчас устроиться помягче и поудобнее. И я отключился.
Очнулся от яркого света и нежного поглаживания. В мою келью пришла Лена и принесла традиционную пластиковую бутылку с рыбным бульоном. Ха, она думала застать опять еле живого мужа, а попала на настоящего мачо. Организм уже не реагировал на качку, он бурно реагировал на кое-что другое. Ни слова не говоря, я вскочил, схватил свою жену и затащил к себе в берлогу.
Но хищником я оказался весьма ослабленным и уже через десять минут, не без помощи моей пленницы, вылез из приютившей нас клетушки. Просто подышать воздухом и сделать променад – не помогло. Желудок требовал нормальной еды, а мозг уже рисовал картинку хорошего куска копчёной рыбы. Своё животное желание набить желудок я очень скоро удовлетворил, слопав не меньше килограмма варёной рыбы. Всё было, как в восточной сказке. Я восседал на мягкой поверхности лежанки в кают-компании, а напротив меня суетились две прекрасные феи. Вера и Лена подавали мне тарелки с кусочками рыбы, а бульон я черпал большой ложкой прямо из лохани, стоявшей на столе.
Наивные девчонки, они решили, что этот, только что почувствовавший вкус жизни парень сможет съесть сразу совсем небольшую порцию, а в итоге я слопал всю оставшуюся рыбу, включая порции Васи и Наташи. А сами они в это время проветривались на палубе, и есть были не в состоянии.
Мои идиллические фантазии, полностью почувствовать себя ханом, нежащимся на мягкой перине в окружении двух прекрасных фей, нарушил чёртов тракторист. Василий ввалился в кают-компанию весь мокрый от солёных брызг и весьма вонючий. Мечты рассеялись, осталась грубая проза реальности. Страдающий от безысходности Василий и этот ужасный запах, который он принёс. Его состояние я прекрасно понимал, сам был в его шкуре всего несколько часов назад. Но мне вполне хватило, и я совершенно не желал погружаться в это вновь. Кто знает, может быть, такое состояние заразно и легко передаётся другому. Я подтолкнул Лену, и мы направились вслед за Верой на палубу.
В рубке задержался не больше минуты. Перемолвился несколькими словами с Виктором, стоящим на вахте, и вышел на палубу. Во-первых, достали замкнутые помещения, во-вторых, не хотелось мешать общению Веры с мужем. А на палубе было великолепно, ярко светило солнце и стояла по-настоящему райская погода. Морской бриз прочистил мои лёгкие и окончательно привёл мозги в порядок. Качка уже абсолютно не мешала радоваться жизни, и я, наконец, смог с полнотой ощутить окружающее нас великолепие. Бирюзовые волны, ласковый тёплый ветерок, непередаваемое ощущение простора. Хотелось раздеться и бесконечно впитывать в себя каждой частичкой тела солнечные лучи. Но я так и не разделся, помня неприятные ночные ощущения, когда меня просто измучила чесотка от морской, солёной воды.
Я стоял на палубе и парился в штормовке, но был счастлив. Рядом стояла Лена, меня не мучила морская болезнь, и я верил, что впереди нас ждёт только хорошее. Мы с лихвой отдали судьбе дань своими страданиями и невыносимой потогонной работой. А теперь вполне имели право насладиться плодами своего труда. Из благодушного романтического состояния меня вывел громкий ор Сергея. Он стоял на корме «Ковчега» и грязно ругался. При этом парень нас не видел и думал, что на палубе находится он один. Я же знаю Серёгу, в присутствии женщины он, находясь в любом состоянии, не выдавит из себя ни слова мата.
![Олег Кожевников - Жажда жизни[СИ]](/uploads/posts/books/23926/23926.jpg)
